Есть такая категория людей, которых принято называть неудачниками… Им всегда не везёт… С ними постоянно что-то происходит. Они, буквально, не вылезают из самых разнообразных проблем, для которых являются и средой постоянного обитания, и благодатной подпиткой. Не будь их, человечество уже давно разобралось бы со всеми своими трудностями. Если такой человек идет по гладкой, широкой и чистой дороге, он обязательно наступит в коровью «лепешку» или козью «коцывилку», одиноко лежащую где-нибудь на обочине уже не первую неделю. Или споткнётся и упадет на ровном месте – там, где никто и никогда раньше не падал и вряд ли когда-нибудь упадет в ближайшем обозримом будущем. Или собьется с пути и заблудится, даже несмотря на то, что эта дорога ведет прямо к тому месту, куда нашему неудачнику нужно попасть… Трудно – даже просто невозможно – перечислить все те проблемы, с которыми такой человек может столкнуться, выполняя какое-либо простейшее действие! Видимо, по этой причине неудачникам присущ свой собственный образ мыслей, совокупность умственных навыков и духовных установок, которые не встретишь у простых смертных. И если такого человека попросить о чем-нибудь, или дать ему какое-либо поручение, он непременно надолго погрузится в себя для того, чтобы мысленно воспроизвести картину возможных последствий. В его голове тут же возникают образы тех катаклизмов, которые непременно возникнут … из ничего!
     Если для определения такого человека в нашем языке есть труднообъяснимое с точки зрения своего происхождения слово «лох», то в англо-говорящих странах народ называет неудачников аббревиатурой “bolo”, которая «расшифровывается» как “be on look-out”, т.е. «будь начеку». Быть начеку нужно не только тем, кто входит в ближайшее окружение этого человека, но и ему самому…
     Я расскажу об одном единственном случае, когда мне пришлось некоторое время общаться с человеком этой странной породы.
     Его звали Михаил Криницын, но – ПОЧЕМУ-ТО! – все называли его Микаэлло! Это был грузный и совершенно внешне невозмутимый молодой человек с глазами мороженого хека, которого прислали в нашу воинскую часть из «учебки». Наша часть считалась «элитной», т.к. располагалась на территории дружественного нам государства. Поэтому отбор кандидатов для прохождения там военной службы был очень строгим. Микаэлло был направлен в нашу часть потому, что, с одной стороны, обладал просто-таки богатырским здоровьем, а с другой, недюжинным интеллектом, т.к. был призван из числа студентов, отчисленных из вуза за «академическую задолженность». Иными словами, он просто не успел сдать сессию вовремя, и «задолжал» своему институту в сдаче зачета по … физкультуре.

     В те далекие времена, вопросы здоровья советских граждан находились в зоне пристального внимания партии и правительства, которые почему-то были уверены в том, что полное физическое и психическое благополучие граждан гарантировано лишь при условии их массового участия в различных спортивных мероприятиях. Вот по этой самой причине, все – от простого рабочего, до непростого академика – должны были не менее трех раз в год принимать участие во всевозможных кроссах, лыжных забегах, и массовых заплывах. Если кто-нибудь пытался под благовидным предлогом саботировать или уклониться от участия, его ждала немедленная кара – понижение статуса. Для студента советского вуза такое понижение означало исключение из института с последующим призывом в ряды вооруженных сил.
     Таким образом Микаэлло и попал в армию. В «учебке» ему удалось создать ложное впечатление о том, что он самый обычный бывший студент, которого отчислили из института за «хвосты». Никто из офицеров и представить себе не мог, что он не сдал зачет по физкультуре из-за того, что его просто не допустили к сдаче этого зачета, т.к. он явился на кросс в джинсах. У него, конечно, была спортивная форма, но он умудрился прожечь ее утюгом накануне зачета.
     После окончания «учебки», его направили в нашу часть. Пролистывая его личное дело, я не мог нарадоваться тому, что там говорилось: Рост – 185 см; Вес – 96 кг.; Образование – неоконченное высшее; Член ВЛКСМ с 1984 г.; Знание иностранных языков: английский - свободно, французский – свободно; немецкий, итальянский – чтение и понимание со словарем… Для себя, я сразу решил, что этот парень будет у меня сержантом. Но эти мысли исчезли, как только я увидел Микаэлло.
     В те далекие времена, по мере продвижения советского человека в западном направлении, повышался и уровень секретности. Иначе говоря, советский военнослужащий – в отличие от военнослужащего любой другой страны! – не мог носить форму на территории даже самых дружественных стран «третьего мира». Нам даже приходилось отращивать бороды, чтобы хоть как-то быть похожими на местное население! Мы ни в коем случае не могли выдать факт своего присутствия на территории этих стран. Поэтому всем офицерам и солдатам приходилось ходить в гражданской одежде. Обычно, мы были одеты либо в светлые брюки и рубашку с коротким рукавом, либо в джинсы и футболку…
     Из строя вновь прибывших бойцов, на меня смотрело лицо счастливого корнеплода с улыбкой Ивана Грозного. При этом боец был одет в джинсовый костюм советского производства, на куртке которого красовался логотип изделия – «Ну, погоди!». Под курткой была ярко-розовая рубашка с надписью «Москва-1980» на груди. Такой уровень конспирации явно не соответствовал предъявляемым требованиям, и бойца немедленно отправили на вещевой склад за новой одеждой. В результате долгих примерок, завскладом все-таки удалось подобрать ему подходившую по размеру одежду. И во второй раз я увидел его уже в … светлых шортах, сандалях-бабушах и футболке, на которой было написано “I'm a vegetarian, not because I like animals but because I hate plants!” («Я вегетарианец не потому, что люблю животных, а потому, что я ненавижу растения!»).
     С этим бойцом у меня связано много ярких воспоминаний, но сейчас я расскажу только об одном – самом ярком.

     Предварительно скажу, что к тому времени я отчетливо понимал, что от Микаэлло мне обязательно следует ждать каких-либо неприятностей. Только, к большому моему сожалению, я никогда не мог предвидеть, с какой стороны они на меня обрушатся.
     Поэтому в день, когда все вновь прибывшие бойцы должны были совершить парашютный прыжок, я был настороже. Мне казалось, я предусмотрел ВСЕ те непредвиденные ситуации, которые только могут возникнуть с человеком, совершающим прыжок с парашютом с высоты 1500 метров, но оказалось, что это не так!
     Для начала, я разделил опасные ситуации на три группы: 1) неподготовленность парашютной системы к исправной работе в воздухе; 2) опасные ситуации, которые могут возникнуть в воздухе; 3) и, наконец, опасные ситуации, которые могут во время приземления. Ещё раз повторю, что, на мой взгляд, я предусмотрел абсолютно всё! По первому пункту я застраховал себя тем, что обратился с убедительной просьбой к офицеру-инструктору, готовившего эту группу бойцов к прыжкам, уделить особо пристальное внимание бойцу Михаилу Криницыну, отвечая на все его вопросы и добиваясь полного понимания им полученных ответов. По второму пункту мне следовало опасаться таких неполадок при раскрытии парашюта во время прыжка, как полный или частичный отказ парашюта. Здесь можно было с относительной вероятностью застраховаться проведением тщательной проверки качества и правильности укладки парашюта в ранец – не более того! Третий пункт вызывал у меня наименьшее беспокойство, т.к., по моим соображениям, он был наименее опасно-вероятным. Во время приземления опасные ситуации возникают при возникновении препятствий на местности в районе приземления или поблизости. Среди наиболее часто встречающихся опасностей при приземлении необходимо отметить следующие: деревья, автодороги, железные дороги, взлетно-посадочные полосы, линии электропередач и водоемы, но мои бойцы должны были прыгать в совершенно пустынной местности Африканского континента, где препятствия ограничивались лишь неровностями поверхности: небольшими кочками и естественными углублениями, т.е. ямками. Наилучший способ справиться со сложными ситуациями - предвидеть их и стараться предотвратить опасность, пока еще имеется запас высоты и время для совершения маневра. Действия парашютиста в таких ситуациях определяются его способностью здраво мыслить и опытом. На два последних пункта я надеялся меньше всего.

     Но в тот день судьба явно улыбалась в мою сторону: погода стояла великолепная (температура чуть выше 40 С; в небе не было ничего, кроме слабого ветерка), настроение у бойцов приподнятое, как результат выданной накануне новой формы одежды (на этот раз Микаэлло переодели из шорт с футболкой в присланные Москвой светлые брюки и рубашку невызывающего светлого оттенка). Однако меня все равно грызли какие-то смутные сомнения…
     Мы доехали до аэродрома, и первая группа бойцов, совершающих прыжки, разместилась в самолете. В их число входил и мой Микаэлло… Перед тем, как он забрался в самолет, я самолично проверил «комплектность» его ранца, убедился в надежности пристегнутых ремней, креплений, замков и пряжек, тяжело вздохнул, и дал отмашку на взлет.
     Минут через 15 самолет набрал нужную высоту и закружил над местом десантирования. И тут меня начали одолевать мысли о том, что в целях безопасности и сохранения жизни Микаэлло мне все-таки надо было оснастить его парашют т.н. «системой принудительного открытия», которая применялась во время Первой Мировой войны. Эта система заключалась в том, что купол парашюта соединялся с самолетом при помощи каната, что – в свою очередь - обеспечивало автоматическое раскрытие парашюта после прыжка. Пока эта мысль плавала в моей голове, Микаэлло уже успел выпрыгнуть, и…купол его парашюта РАСКРЫЛСЯ! Я радостно вздохнул и стал спокойно наблюдать за плавно снижающимся бойцом.
     Теперь в моей голове стали появляться подозрения о том, сможет ли Микаэлло приземлиться «на пяточки», и не переломать себе при этом ни ноги, ни руки. Он СМОГ! И когда он приземлился, вся моя неуверенность в Микаэлло и все мои сомнения в его способности выжить в нашем опасном мире без моей посторонней помощи ушли в автоматическое забвение. Я был рад за него, я был счастлив за себя, я был горд за нас обоих…
     Но эта гордость не успела овладеть мною окончательно, потому что краем глаза я увидел, что, сидевший на земле полсекунды тому назад Микаэлло, вдруг, резко дернулся вперед, лег на живот, и начал с огромной скоростью удаляться от меня…

     Я ничего не понимал. Всё шло так гладко и хорошо, что я невольно расслабился и забыл о врожденных способностях этого бойца притягивать к себе самые невероятные проблемы. Оказывается, в момент приземления купол его парашюта накрыл дикого верблюда-дромадера. (Само название этого верблюда происходит от греческого слова , что означает «бегущий». Но это к слову!)
     Вот выписка из энциклопедии: «В отличие от двугорбых верблюдов-бактрианов, дромадеры имеют лишь один горб. Их длина достигает от 2,3 до 3,4 м, а высота в холке от 1,8 до 2,3 м. Вес дромадеров составляет от 300 до 700 кг. Хвост относительно короткий, не длиннее 50 см. Шерсть у одногорбого верблюда, как правило, песчаного цвета, однако встречаются и другие окраски: от белого до тёмно-коричневого. Верхняя часть головы, шея и спина покрыты более длинными волосами.»
     Максимальная скорость бега дикого дромадера около 25 км/ч! Конечно, это не так уж и много, и наш российский рысак легко обгонит этого выходца из стран с жарким африканским климатом. Но в тот момент, когда я видел лежащего на животе Микаэлло, увозимого от меня в сторону границы с враждебным нашей стране проамериканским государством на скорости 25 км/ч диким одногорбым верблюдом, голова которого была накрыта куполом парашюта, мысли были совершенно иными!
     В конце концов, ему удалось обрезать стропы, при помощи которых он был привязан к несущемуся в стан врагов верблюду-дикарю.
     После этого случая, Микаэлло пролежал в нашем госпитале около 2 недель, и был экстренно отправлен обратно в Союз для продолжения прохождения службы в какой-то воинской части, расположенной в г. Могоча Читинской области. Но тут ему повезло, т.к. в качестве обоснования его перевода мы решили отказаться от предложенной одним из офицеров формулировки – «попытка незаконного пересечения государственной границы» - и сформулировали причину следующим образом: «Ярко-выраженная славянская внешность».